Рабочие против большевиков
8 августа 1918 года в городе-заводе Ижевске, расположенном в Прикамье, вспыхнуло восстание, направленное против большевиков. Одним из уникальных черт этого восстания было то, что оно опиралось в значительной мере на рабочий класс и рабочие составляли значительную долю восставших. Восстание не было подавлено в самом зародыше, а распространилось на масштабную территорию, захватив крупные заводы-поселки в регионе: Воткинск, Камбарку, Сарапул. В течение трех месяцев повстанцам удавалось сохранять свою самостоятельность. Благодаря этому Ижевское восстание стало ныне известно как «рабочее восстание против большевистской власти».
Однако истинная подоплека событий была иной. В действительности восстание было заранее спланированной акцией эсеровского подполья и военной организации «Союз фронтовиков», который и стал ударной силой мятежа.
Несмотря на то, что первоначальным лозунгом восстания было «Советы без коммунистов», очень скоро он был фактически свернут, и целью повстанцев было провозглашено достижение разогнанного Учредительного собрания и построение истинной демократии, основанной на принципах свобод, провозглашенных Февральской революцией.
Благодаря этому Ижевское восстание быстро потеряло свой уникальный характер и стало походить на типичный пример «третьей силы» — Самарский Комуч. Этому способствовало и то, что ижевские социалисты с самого начала ориентировались на самарский пример. Они быстро добились перехода власти от демократически избранного Совета к Прикамскому Комитету Членов Учредительного собрания (Прикомуч).
Кроме сходства во внутренней политике власть Прикомуча характеризовалась еще одной особенностью, присущей Самарскому собрату — военному и гражданскому террору на территории победившего восстания. Несмотря на провозглашение лозунгов построения демократии, которая должна была противостоять и реакционной монархии, и большевистской диктатуре, лидерам «третьей силы» так и не удалось достичь этих планов.
Демократия быстро потеснена властью единоличных лиц и военного командования. «Третья сила» учредила демократические институты, но оказалась неспособна обеспечить им реальную самостоятельность и независимость. Вместо диктатуры большевиков население получило диктатуру «демократов», которая оказалась также достаточно жёстка. Это в конечном счете подорвало симпатии к деятелям «третьего пути» и способствовало их поражению.
Советская историография, хотя и не пыталась скрыть сам факт восстания, что было невозможно при его масштабах, в то же время предпочитала не останавливать внимания на этом драматическом эпизоде. В советских изданиях о Ижевско-Воткинском восстание говорилось обычно скупо и лаконично, как о белогвардейско-эсеровском мятеже, в который была втянута значительная часть рабочих Ижевска и Воткинска, и который потерпел крах после наступления Красной Армии.
Этот недостаток информации позволил в постсоветское время дать ход множеству спекуляций и псевдоисторических изданий, которые чрезмерно идеализировали историю Ижевского восстания, искажая его сущность. К тому же истории восстания до сих пор посвящены в основном региональные работы местных исследователей. Главным источником о восставших ижевцах для массового читателя стали и остаются белоэмигрантские мемуары.
Был, однако, один аспект политики «третьей силы» и Прикомуча, который советскими изданиями никогда не скрывался и наоборот, часто и упорно подчеркивался. Это террор победившего режима, который, по мысли советской исторической науки, должен был продемонстрировать антинародную сущность победивших «контрреволюционных мятежей», их обреченность и несоответствие классовым ожиданиям масс.
В нынешней же литературе этот вопрос наоборот, предпочитают стыдливо замалчивать, изображая власть Прикомуча как власть истинной демократии, реальную альтернативу большевистской и белогвардейской диктатуре. Однако еще в советское время было опубликовано достаточно данных, дающих повод усомниться в этой точке зрения. Одними из них являются свидетельства о «баржах смерти», которые стали олицетворением террора ижевских повстанцев.
Так были названы баржи, из-за недостатка арестных зданий приспособленные восставшими для заключения арестованных и пленных. Условия содержания на них были крайне тяжелые. Такие баржи-тюрьмы были установлены повстанцами в Воткинске, Сарапуле и буквально за несколько дней до победы Красной Армии был отдан приказ об установке барж-тюрем на заводском пруду Ижевска.
Больше всего известно о последней, сарапульской барже. История ее такова.
31 августа Народная армия восставших вошла в Сарапул, где до этого располагалось командование 2-й Красной армии, спешно эвакуировавшееся к тому времени по Каме. Быстро разметав советские дружины на подступах к городу, повстанцы захватили значительно число своих противников, не успевших сбежать.
В городе установились кровавые расправы. Не щадили никого: советских и партийных работников, максималистов и анархистов, красноармейцев и милиционеров, женщин и подростков, пленных и заложников, просто сочувствующих советской власти. Только в первую неделю прихода Народной армии в Сарапул в городе произошло несколько десятков самосудов.
Первоначально арестованные размещались в самых разных зданиях, приспособленных для этого: конторах, лабазах и т.д. Но основная масса содержалась в бывшем складе винного завода, приспособленного под тюрьму еще при большевиках, так как старое здание тюрьмы сгорело во время солдатских винных погромов в декабре 1917 г. Условия заключения в этой тюрьме были тяжелыми: нар недоставало и большинство заключенных спало на бетонном полу, заедали клопы, питание было недостаточным, а охрана каждую ночь врывалась в камеры, уводя людей на расстрел…
Наконец, в первых числах октября к Сарапулу начала подходить дивизия красного командира Азина. Сарапульская Народная Армия, сформированная из крестьян и мобилизованных рабочих, была крайне ненадежной и не выдержала борьбы с красными, разбежавшись после первого серьёзного боя. Сарапул был взят красными 5 октября (по новому стилю).
Буквально накануне падения города повстанцы вывели всех арестованных из тюрьмы и посадили их на большую баржу, отправив её вверх по Каме. Вскоре она остановилась на пристани Гольяны, встав на прикол. Так сарапульские заключённые оказались в новой тюрьме. Для многих она стала их последним местом заключения. Сохранилось подробное её описание.
Баржа была весьма вместительной и вмещала в себя около 600 узников. Среди них были уроженцы Ижевска, Воткинска, Сарапула, Камбарки, Ершовки (деревни напротив Сарапула), большевики, максималисты, анархисты, заложники, подростки и старики, военнопленные, арестованные за симпатии к советской власти, случайно арестованные.
Трюм был сырой — вода на вершок покрывала дно. Задраенные и заваленные тяжестями два люка открывалась охраной только по необходимости, поэтому баржа никогда не проветривалась. Большинство узников было безжалостно обобрано и раздето, поэтому они были вынуждены прикрываться оказавшимися в барже рогожами. Заключенным не оказывалась медицинская помощь, несмотря на то, что многие из них были ранены и больны.
Отхожее место пришлось устроить прямо в трюме, от чего узники страдали еще больше. Питание представляло собой десять буханок хлеб на всех заключенных (около фунта в день) и два ведра воды прямо из реки. От истощения множество заключенных заболело и едва могло двигаться. Люди были буквально на грани гибели.
Но самое чудовищное было в том, что охрана регулярно подвергала узников издевательствам и расстрелам. Трудно описать все те пытки, которые пришлось пережить «баржевикам». За почти трехнедельное заключение в трюме плавучей тюрьмы им пришлось испытать несколько массовых расстрелов, которые происходили прямо у них на глазах.
Самым страшным был расстрел 17 октября. На баржу прибыла контрразведка, которая начала «процеживать» заключенных. Делалось это так. Из трюма баржи вызывалось по пять заключенных, которые внимательно осматривались стражниками. Последние состояли в большинстве из сарапульцев и камбаряков, поэтому хорошо знали своих «комиссаров».
Узнанных или заподозренных в сочувствии к советской власти расстреливали прямо на палубе. После этого выживших отправляли в трюм другой баржи, установленной рядом, а из трюма сарапульской баржи вызывали следующую пятерку и все начиналось сначала. «Процедив» всех арестованных, стражники пересчитали оставшихся, и загнали их обратно в трюм. Из 522 выживших на тот момент осталось 432. Охрана дала понять, что скоро они прикончат всех оставшихся.
Но баржевикам сказочно повезло. Вскоре после прихода в Сарапул Волжской военной флотилии красные моряки узнали о существовании баржи-тюрьмы в Гольянах и решили любым способом спасти людей от неизбежной гибели. Решено было выдать себя за флотилию белых — 3-й дивизион Волжской флотилии Народной армии Уфимской директории под командованием Феодосьева, чьи суда обороняли устье реки Белая.
18 октября в Гольяны отправились миноносцы «Прочный», «Прыткий» и «Ретивый». С бескозырок матросов были убраны красные звездочки, а красные флаги и вымпелы заменены Андреевскими. Вскоре при приближении к Гольянам краснофлотцы встретили сторожевой катер ижевцев и приказали ему предупредить начальство в Гольянах, что идет уфимская флотилия адмирала Старка. Катер исполнил приказание, и миноносцы беспрепятственно подошли к пристани.
На реке у Гольян стояла баржа с заключенным, а невдалеке два буксира, один из которых конвоировал баржу. На берегу располагалось около 500 вооруженных солдат, а возле церкви стояло артиллерийское орудие без прислуги. Командир миноносца, переодевшись в офицерскую форму, потребовал от командира буксира «Рассвет» отконвоировать «баржу смерти» в Уфу. Тот отказался, ссылаясь на то, что подчиняется только начальнику тюрьмы, который располагался на второй барже. Пришлось обратиться к тюремному начальству, которое, к счастью, ничего не заподозрило.
Буксир вытравил якорь и начал конвоировать баржу вниз по Каме. Миноносцы красиво развернулись на Каме, вызвав восхищение собравшихся на берегу солдат, и оправились вслед за ним. По пути к буксиру молча присоединилось еще одно судно — «Волгарь-доброволец».
Операция была проведена образцово. Никто ничего не заподозрил. Сами заключенные решили, что их ведут топить. Многие из них окончательно потеряли надежду на спасение. Охранники баржи спокойно стояли на палубе, рассматривая миноносцы. У одного их них матросы заметили жандармскую форму.
Когда флотилия уже подходила к Сарапулу, красная флотилия быстро прижала баржу и вынудила ее остановиться. Вспрыгнувшие на борт моряки обезоружили охрану и открыли оба люка, которые вели в трюм. Первым, кого увидели узники, был боцман «Волгаря-добровольца» С.И. Белов, который наклонился над люком и произнес фразу, которые баржевики запомнили на всю жизнь: «Живы ли вы, товарищи?»