Несмешная жизнь клоуна

 Известный артист цирка и кино Юрий Никулин в своей книге «Почти серьезно» оставил интересные воспоминания о начале своей военной службы в 1939 году недалеко от Сестрорецка и поселка Оллила.

 «Ночью нас привезли в Ленинград. Когда нам сообщили, что будем служить под Ленинградом, все дружно закричали «ура». Тут же, охлаждая наш пыл, нам объяснили:

- На границе с Финляндией напряженная обстановка, город на военном положении…

 Через несколько дней всех распределили по разным подразделениям. Я попал во второй дивизион 115-го зенитного артиллерийского полка, где меня определили на шестую батарею.

Она располагалась около города Сестрорецка. Рядом Финский залив, недалеко река, лес. Время от времени на батарее объявлялись учебные тревоги. На батарее около ста человек… Солдатскую науку каждый из нас усваивал довольно быстро. Одно из правил этой науки — умей смеяться не только над другим, но и над собой — усвоил в первые же дни…

Ко мне поначалу некоторые относились с иронией. Больше всего доставалось во время строевой подготовки. Когда я маршировал отдельно, все со смеху покатывались.

На моей нескладной фигуре шинель висела нелепо, сапоги смешно болтались на тонких ногах. Про себя я злился, но в то же время смеялся вместе со всеми. Что меня и спасало от дальнейших насмешек…

После того как на батарее под Сестрорецком в торжественной обстановке приняли присягу, мы стали полноправными бойцами… Теперь мне выдали настоящую винтовку. А когда шел на пост, получал и боевые патроны….Так проходили первые дни моей службы в армии. А ведь все-го-то десять дней назад я в Москве смотрел в театре «Женитьбу Фигаро».

Учебные тревоги и раньше проводились довольно часто. А тут тревога какая-то особенная, нервная. Собрали нас в помещении столовой, и политрук батареи сообщил, что Финляндия нарушила нашу границу и среди пограничников есть убитые и раненые…

Я тут же написал заявление: «Хочу идти в бой комсомольцем».

Через два часа заполыхало небо, загремела канонада: это началась артподготовка. На третий день войны после продвижения наших войск в глубь финской территории от нашей батареи выставили наблюдательный пункт в Куоккале (теперь станция Репино), на который послали семь человек старослужащих. Они, приезжая на батарею за продуктами, рассказывали, что финны покинули дома после первых же выстрелов.

... Как только началась война, нам ежедневно выдавали по сто граммов водки в день. Попробовал я как-то выпить — стало противно. К водке полагалось пятьдесят граммов сала, которое я любил, и поэтому порцию водки охотно менял на сало.

Лишь 18 декабря 1939 года выпил положенные мне фронтовые сто граммов: в этот день мне исполнилось восемнадцать лет. Прошел ровно месяц со дня призыва в армию.

В ту зиму стояли страшные морозы. Хотя на дежурство я приходил в тулупе, под которым были телогрейка и шинель, на голове шерстяной подшлемник, буденовка, на ногах валенки, холод, казалось, проникал до костей.

В телефонке еле-еле горела, скорее мерцала, маленькая лампочка, бетонные стены покрыты сверкающим инеем. Печку топить не разрешали. Это могло нас демаскировать. Иногда возьмешь газету и подожжешь. На секунду становилось теплее, потом холод казался еще сильнее.

Наша батарея продолжала стоять под Сестрорецком, охраняя воздушные подступы к Ленинграду, а почти рядом с нами шли тяжелые бои по прорыву обороны противника — линии Маннергейма.

В конце февраля — начале марта 1940 года наши войска прорвали долговременную финскую оборону, и 12 марта военные действия с Финляндией закончились…

Нашу часть оставили под Сестрорецком… Проходили наши солдатские будни: учения, политинформации, боевая подготовка…

В конце апреля 1941 года я, как и многие мои друзья, призванные вместе со мной в армию, начал готовиться к демобилизации.

Как я писал родителям, служба проходила хорошо. С мая вместе с ребятами находился на наблюдательном пункте нашей батареи, на станции Оллила. Это недалеко от нынешней станции Репино.

Прекрасные места — кругом зелень, тишина. Мы жили в двухэтажном доме, на крыше которого устроили застекленную вышку, где находился наблюдательный пункт. От пункта до батареи километров восемь. На НП мы жили впятером… Продукты сразу дней на десять нам привозили на машине. Обслуживали себя сами….

В ночь на 22 июня на наблюдательном пункте нарушилась связь с командованием дивизиона… Два человека тут же пошли к Белоострову и до двух ночи занимались проверкой. Они вернулись около пяти и сказали, что наша линия в порядке. Следовательно, авария случилась за рекой на другом участке.

… Наступило утро. Мы спокойно позавтракали. По случаю воскресенья., пошли на станцию покупать для всех пива… На станции увидели людей с растерянными лицами, стоявших около столба с громкоговорителем. Они слушали выступление Молотова.

Как только до нас дошло, что началась война, мы побежали на наблюдательный пункт…

… Бее сидели с биноклями на вышке и вели наблюдение, ожидая дальнейших событий.

Именно в эту ночь с 22 на 23 июня 1941 года гитлеровские самолеты минировали Финский залив. На рассвете мы увидели «Юнкерсов-88», идущих на бреющем полете со стороны Финляндии…

С вышки нашего наблюдательного пункта видны гладь залива, Кронштадт, форты и выступающая в море коса, на которой стоит наша шестая батарея. «Юнкерсы» идут прямо на батарею.

Вспышка. Еще не слышно залпа пушек, но мы понимаем: наша Так 115-й зенитно-артиллерийский полк вступил в войну. С первым боевым залпом мы поняли, что война действительно началась.

Один из вражеских самолетов сбила батарея нашего полка…

Двое суток мы не спали. Потом с наступлением тишины все мгновенно заснули.

 С тревогой следили мы за сводками Совинформбюро. Враг приближался к Ленинграду.

Мы несли службу на своем наблюдательном пункте. Однажды на рассвете мы увидели, как по шоссе шли отступающие части нашей пехоты. Оказывается, сдали Выборг. Все деревья вдоль шоссе увешаны противогазами.

Солдаты оставили при себе только противогазные сумки, приспособив их для табака и продуктов. Вереницы измотанных, запыленных людей молча шли по направлению к Ленинграду. Мы все ждали команду сняться с НП, и, когда нам сообщили с командного пункта, что противник уже близко, нам сказали:

«Ждите распоряжений, а пока держитесь до последнего патрона!»

А у нас на пятерых три допотопные бельгийские винтовки и к ним сорок патронов. До последнего патрона нам держаться не пришлось. Ночью за нами прислали старшину Уличука…Он приехал за нами в тот момент, когда трассирующие пули проносились над головами и кругом рвались мины.

 Возвращались на батарею на полуторке. Кругом все горело.

У Сестрорецка уже стояли ополченцы из рабочих-ленинградцев. Уличук привез нас на батарею, и мы обрадовались, увидя своих.Через несколько дней мне присвоили звание сержанта и назначили командиром отделения разведки. С первого же дня войны на батарее завели журнал боевых действий.

В тот день, когда мы возвратились, в нем появилась такая запись:«Личный состав НП вернулся на точку. Батарея вела огонь по наземным целям противника в районе Белоострова. Расход- 208 снарядов. При поддержке артиллерии Кронштадта и фортов противник остановлен по линии старой границы в 9-ти километрах от огневой позиции батареи.

Вдоль реки в Сестрорецке гражданское население, в основном женщины, старики и подростки, рыли противотанковые рвы.

По всей линии фронта, по всему перешейку возводились долговременные огневые точки. Чувствовалось — предстоит длительная оборона».

Двухэтажная дача, где был оборудован наблюдательный пункт, исчезла за годы войны, как и все деревянные сооружения на берегу залива.

 Юрий Никулин выжил в той страшной и длинной войне. В послевоенные годы он работал в цирке. И как только судьба забросила его в наш город, нашел в себе силы посетить эти места вновь.

«Уже работая в первой (цирковой — прим. авт.) программе, я начал встречаться с ленинградскими фронтовыми друзьями. Через месяц после премьеры, в один из выходных дней мы с Татьяной (женой) поехали посмотреть места, где когда-то стояла наша батарея. На берегу Финского залива, там, где раньше стояли в котлованах пушки, а недалеко от них находились наши землянки, теперь все изменилось. Появились новые строения, дороги. На территории нашей батареи расположился рыболовецкий совхоз.

В бетонных котлованах, нишах, где когда-то хранились снаряды, стояли бочки с горючим, для катеров. Группа молодых парней разбирала рыболовецкие снасти и подозрительно наблюдала за мной.

- Чего ищешь? — спросил кто-то из них.

Я ответил, что когда-то здесь воевал и вот пришел посмотреть.

- А-а-а… - протянул парень, не то понимая меня, не то показывая, что привык к таким встречам, и продолжал заниматься своим делом.

Уходил я с бывшей огневой точки в подавленном состоянии.

Таня молча шла рядом… Грустное это дело — приходить на место бывших боев.